Поддержать

Андрей Афонин: Homo Ludens (человек играющий) – это про особого актера

Лидия Тихонович

Филантроп. Октябрь 2015

 

14 октября в Москве в рамках фестиваля «Другие?» при поддержке Союза охраны психического здоровья и Московского театра музыки и драмы Стаса Намина пройдет спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II», который стал лауреатом «Золотой маски» в 2014 году. «Филантроп» уже писал об этом спектакле вскоре после его премьеры.  Увидеть его в Москве – редкая возможность, так как уже год он идет только в формате гастролей в городах России.

Андрей Афонин, художественный руководитель и режиссер театра «КРУГ II» рассказал «Филантропу» об этом спектакле и о том, что такое «особый театр».

Андрей Афонин (справа). Фото Леонида Селеменева

Андрей Афонин (справа). Фото Леонида Селеменева

— Расскажите, а с чего все начиналось? Когда пришла идея заняться «особым театром»? У вас изначально было режиссерское образование?

— Нет,  я просто с 15 лет начал заниматься педагогикой. Так получилось, что одна моя хорошая знакомая – Алена Арманд сказала, что собирается группа, где будут работать с инвалидами и набирают желающих волонтеров. Это был 1989 год, у меня тогда был педагогический опыт, несколько лет я уже делал выездные лагеря, работал официально методистом у Анатолия Гармаева. В середине 1980-х гг. создавалось много разных семейных клубов, и  клуб «Семья» Анатолия Гармаева был удивительным местом, где познакомились люди, которые в 90-е гг. составили костяк разных серьезных социальных проектов. Таких, например, как Вальдорфская школа, община отца Георгия Кочеткова, «натуропатическая медицина» и многие другие, которые потом стали известными.

— Можно сказать, что это был такой «пассионарный пучок»?

— Наверное… По крайней мере, со многими из тогдашних участников мы до сих пор сохраняем связи… Так я попал к Наталье Поповой (РОО социально-творческой реабилитации детей и молодежи с отклонениями в развитии и их семей «Круг» и ГБОУ ЦДТ «Строгино»).

— Можно ли сказать, что это была сначала общетерапевтическая история, которая потом стала дрейфовать в сторону искусства?

— Тогда Наталья Попова придумала термин «социально-творческая  реабилитация», это была педагогика, основанная на игре и на театре. Мы проработали вместе больше 20 очень плодотворных лет. Сначала это были в основном разработки Натальи Поповой, а каждый из нас что-то туда вкладывал. Со временем каждый начал брать свою часть ответственности и в результате у меня получился свой вариант – театр-студия «Круг II».

— То есть, Вы решили уже выйти за рамки просто реабилитации и создавать полноценные произведения искусства?

— Да, я понял, что это возможно. Еще в 1995 году в Берлине и познакомился с театромRambaZamba для людей с особенностями, и увидел их творческие мастерские. С тех пор зародилась идея сделать что-то и у нас, и с 1997 году мы с Натальей Поповой начали к этому стремиться. Я пошел учиться на режиссуру к Илье Григорьевичу Рудбергу. В том же 1997 году я узнал, что в Берлине существует еще один особый театр — Thikwa, совсем другой, чем RambaZamba. Мы подружились с основательницей этого театра Кристиной Фогт, которая 2001 году привезла в Москву Герда Хартмана — бывшего тогда внештатным режиссером театра Thikwa, с которым мы впоследствии вместе сделали спектакль «Отдаленная близость». Тогда мы с ним познакомились.

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

— «Отдаленная близость» — первый спектакль, вышедший на профессиональную сцену , где вместе с вашими актерами участвуют профессиональные актеры. Я знаю, что до этого у вашего театра уже были очень интересные спектакли, но они существовали в специфическом контексте. «Нарцисс и Кристофер», например, я видела на фестивале особых театров «Протеатр» в 2010 году. Когда вы решили, что пора выходить на профессиональную сцену?

— Это была идея Вольфа Иро, который руководил отделом культурных программ в московском Гете-Институте в 2009-2014 гг. На фестивале «Протеатр» я выступал со своим спектаклем, а Герд Хартман со своим, и Вольф Иро предложил нам подумать о совместной постановке. Сам он предлагал, чтобы мы ставили «Белое на черном» Рубена Гонсалеса, но я отказался, потому что это  — совсем другая история. Это история человека с проблемами опорно-двигательного аппарата, живущего в советском интернате. Мы же хотели рассказать о людях,  которые по-другому выключены из социальной жизни. Решили сделать спектакль по текстам людей с особенностями ментального и психического развития. Я эти тексты искал везде, где только мог: на «особенных форумах», где люди подписываются, например, такими кличками как «буйный псих», в литературных сборниках, издаваемых психиатрической больницей имени Н. А. Алексеева (бывшей Кащенко). Люди, создававшие эту литературу, не думали о том, что их тексты, кому-то, кроме них самих, будут нужны.

— Я знаю, что многие авторы, тексты которых вошли в спектакль, не захотели открывать свои имена и смотреть спектакль?

— Да, это так. Восемь из девяти авторов не захотели называть имена и только один посмотрел спектакль.

— Скажите, а насколько легко профессиональные актеры  вошли в процесс, какие были сложности, или наоборот?

— У нас был своего рода кастинг. Мы объявили набор, отобрали 9 человек, и наших ребят тоже отбирали, их было изначально больше. В течение десяти дней мы познакомились друг с другом, поработали, даже сделали презентацию в институте Гете.

спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II»

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

— Эта презентация уже сама по себе была интересных творческим продуктом, я ее видела. Быстро контакт наладился?

— Это был трудный путь сложного установления доверия, потому что никто не знал, получится ли что-то вообще, и никто не думал,  что «Золотая маска» будет в результате. Это была неизведанная история, и для России, и для нас всех, и для приглашенных актеров. Нужно было определенное мужество, открытость новому. Сейчас кажется, что так и должно было быть, но могло случиться все что угодно. Мы очень нервничали, потому что было непонятно, насколько спектакль получится, как его примет публика. В моем окружении все были настроены против спектакля. Поэтому приходилось идти наперекор всему и всем…

Контакт сложился не сразу. Актерам, имевшим драматический опыт, было трудно перестроиться, понять, что действие на сцене не обязательно должно быть преувеличено, гипертрофировано, а нужно быть внутри процесса. Наши ребята гораздо более органичны в таком театральном жанре. Но они имеют свои особенности, и были, к тому же, не опытны. Они многого не понимали и могли неадекватно отреагировать на потребности профессиональных актеров. Что-то не получалось, в результате возникали конфликты. Но за эти годы все сильно изменилось.

— В спектакле актеры работают парами: профессионал и т.н. «особый актер». Как складывалось их взаимодействие?

— Каждая пара по своему развивалась, интересно, но и проходя через разные трудности, приходя к взаимопониманию, доверию. Есть еще техническая хитрость: текст не разбит на куски, где четко ясно, кто и что должен говорить. Поэтому они должны друг друга чувствовать, слышать, дополнять. Должна быть высокая степень доверия, импровизации, и это действительно очень сложно, это качественная театральная работа.

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

— Спектакль не просто получился, а  живет уже четвертый год, есть гастроли.

— То, что спектакль сих пор жив, это даже для Герда Хартмана беспрецедентный случай. Они у себя выпускают спектакль, который идет 5-6 премьер и дальше уходит со сцены. То, что мы играем «Отдаленную близость» в течение 2012-15 гг. – это успех. Может, в силу Российской инертности… Очень важно, что мы получили профессиональное признание – «Золотую маску», и это тоже беспрецедентный случай. Например, в Германии театр для людей с особенностями занимает определенную культурную нишу, и получает поддержку со стороны государства. Это у них экспериментальный, государственный, но «офф-театр». Они участвуют во многих фестивалях и тем не менее все равно на них смотрят как на «офф-сцену». Нормальной профессиональной конкуренции с другими театрами нет. Почему собственно пару лет назад выстрелил проект Жерома Беля на Авиньонском фестивале, когда он делал постановку с театром HORA.  Герд Хартман рассказывал, что эта постановка с точки зрения особого театра фактически ничего не представляет собой интересного, нового. Но поскольку это делал Джером Бель – всемирно известный хореограф, они попали на Авиньонский фестиваль и сразу — множество гастролей. Увы, это определенная тенденция.

— То есть в Германии для «особых театров» существует своя ограниченная ниша?

— Да. С  одной стороны, в этой нише всем хорошо. А с другой стороны, есть определенная проблема. В работе над нашим новым совместным проектом, например, выяснилось, что немецкие ребята, которые живут самостоятельно, в общежитиях, достаточно одиноки. Некоторые из них не могут даже представить себе, чтобы были бы с кем-то близки в смысле отношений. Все потому, что они загнаны в определенный социальный сегмент. У нас получились романтические истории между нашими девочками и немецкими мальчиками, и было видно, насколько эти мальчики вдруг растаяли, расцвели, стали улыбаться…

— А в России все по-другому – ниши нет, как таковой, но при этом есть возможность  попасть в общекультурное пространство. Маска – это серьезная победа именно на профессиональном поле.

— Да, до сих пор за нами продолжают следить театральные критики, и мы опять были в этом году в программе «Russian Case» Золотой маски.

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

Спектакль «Отдаленная близость» интегрированного театра «КРУГ II». Фото Леонида Селеменева

— Последний мой вопрос. Скажите, что для вас означает «особый театр»?

— Я считаю, что «особый театр» – это такой театр, в котором, если мы заменим особого актера на профессионального, и спектакль станет «лучше», это не «особый театр». У человека с особенностями развития — особый взгляд на мир, и этот взгляд может быть интересен для искусства. Особый актер приоткрывает  еще одну грань того, что такое человек, дает свой ответ на этот вопрос. Но ответ всегда неполный, потому что тайна человека всегда больше любого ответа. Человек с особенностями – один из ответов.

Он чрезвычайно интересен также и тем, что играет потому, что ему просто интересно играть. Хорошим профессиональным актерам, наверное, тоже интересно, но есть еще моменты профессиональные, социальные, финансовые. «Особый актер» — это Homo Ludens, человек, который играет ради игры.

В отношении к людям с особенностями развития возникает, кстати, и другая крайность: например, представление, что все аутисты очень творчески одаренные. Но это не так – кто-то обладает определенными способностями, кто-то нет. Как и у любых других людей. Кто-то из ребят, приходящих к нам на занятия, готов ходить на тренинги годами, а кого-то это не устраивает. Здесь важен труд, если человек трудится, хочет чего-то, он может достичь очень высоких результатов.