Новая Газета. Сентябрь 2010
Особые театры — это театры, в которых играют «люди с особенностями». На этой формулировке настаивают организаторы, режиссеры, родные и друзья актеров, и мы не можем не согласиться: инвалиды (лат. — «бессильные») — это не про этих людей...
Особые театры — это театры, в которых играют «люди с особенностями». На этой формулировке настаивают организаторы, режиссеры, родные и друзья актеров, и мы не можем не согласиться: инвалиды (лат. — «бессильные») — это не про этих людей совершенно.
В программе фестиваля — 11 спектаклей с разнообразной географией: Берлинский театр Thikwa, танцоры из Кореи, Пластический театр Ташкента, Москва, Томск, Новосибирск… Среди прочего — спектакль интегрированной московской студии «Круг-2» «Нарцисс и Кристофер».
Студия располагается на втором этаже небольшого здания центра детско-юношеского творчества «Строгино». На первом этаже — гончарные, художественные и швейные мастерские, фотостудия, классы дополнительного образования и много еще чего. Группа «Круг», объединившая в 1989 году специалистов, решивших на добровольных началах организовать реабилитацию детей с ограниченными возможностями здоровья, в 1997 году объединилась со «Строгино» и стала частью городской системы образования, получив статус экспериментальной площадки и это помещение.
Репетируют «Нарцисса и Кристофера» в небольшом танцевальном зале. Разминка: улыбчивая девушка наигрывает на синтезаторе, ребята напевают какой-то скандинавский мотивчик и танцуют — импровизация, удивительно слаженная. Сейчас в театральной студии занимаются около 30 человек разного возраста. Некоторые из них абсолютно здоровы, другие имеют диагнозы: ранний детский аутизм, нарушения движения, нарушения слуха, умственная недостаточность, шизофрения, ДЦП, генетические заболевания…
«А теперь танцует только голова. Куда она может пойти? Как она может? Не отвлекаемся, чувствуем музыку, серьезно работаем!» — это режиссер театра Андрей Борисович Афонин.
Три года назад Андрей Борисович решил поставить пьесу про греческого Нарцисса. И примерно в то же время в студии появился аутист Леша Федотов, а вместе с ним — бесконечные истории про мальчика Кристофера. Имя Леша взял из своей любимой книжки «Загадочное ночное убийство собаки», но в Лешиных рассказах Кристофер был другим: боялся лифтов, дверного глазка, лангобардов и жил в Москве. Нужно понимать, что всю жизнь — а Леше было уже 33 года — эти истории считались бессмысленными болезненными проявлениями. Впервые Лешу услышала 13-летняя «студийка» Соня Серова. Потом еще год Лешу уговаривали записать свои истории. К постановке подключилась вся студия. И история идеального Нарцисса и неидеального Кристофера стала одной историей, и теперь пьеса будет выставлена на фестиваль.
Танец — один из основных языков спектакля. Роль Кристофера проговаривает телом Саша Довгань, человек удивительной пластики и обаяния, которого тоже никак нельзя назвать инвалидом. А текст про Кристофера читает сам Леша. Еще полгода назад он не мог этого сделать, и вместе с ним на сцену выходили еще три актера — помогать. Теперь помощники только дублируют текст на жестовом языке. В студии жестами могут объясниться почти все, и это считается естественным — уметь говорить на языке тех, кто иначе не может тебя услышать.
Вообще, слышать друг друга — это чуть ли не главное, чему учат в студии. И это то, чему нас может научить фестиваль «Протеатр».
«Мы не пытаемся подделаться под «нормальный театр», — говорит Андрей Борисович. — Это действительно особое видение особого человека. И история Кристофера — это личная история Леши, личная история наших ребят, и играют ее (все 17 человек) тоже очень лично. Каждый из них прошел долгий нелегкий путь до того, как озвучить то, что внутри, другому человеку, тем более — зрителю».
Открываться другому нелегко. Слышать другого нелегко. И «Нарцисс и Кристофер» — очень тяжелая пьеса. О том, как родная мама может сказать: «Чтоб ты лопнул, выкидыш, испортил настроение». О том, как говорят: «Идем гулять», а ведут в школу, а потом в психушку, а спать можно, только «зарывшись», потому что иначе схватят. О том, как можно убить себя ненавистью к такому ущербному и слабому телу. Есть моменты, от которых хочется перестать дышать насовсем: маленький Кристофер бежит-бежит от страшного мистера Ширса — огромной куклы в милицейской форме, к маме — такой же кукле, страшной кукле с мятым лицом и пустыми глазами — и забирается к ней на колени, и утыкается в мертвый, набитый тряпками живот. Потому что некуда больше уткнуться. Но главное — главное, что нашли эти дети и взрослые, сами, на ощупь: среди неверного света вокзалов, постов ГАИ, высоковольтных проводов и подвалов, среди темноты и приближающихся чудовищ можно нащупать руку другого — и этот другой, может быть, не оттолкнет.