Trial News. Август 2014
В этом театре актеры с особенностями развития самозабвенно играют спектакли, созданные по текстам таких же, как они, «особенных» людей.
Хорошенькая девушка, вглядываясь в зал, спрашивает: «Почему я живу? В чем смысл моего уществования?» Многие ли из нас, утонувших в серьезных делах и житейской суете, задают себе такие вопросы? А они спрашивают, их это беспокоит…
«Они» — это люди, которые живут рядом с нами и одновременно как-то отдельно от нас. Такие же, как мы, и в то же время другие. Иногда это видно сразу по внешним признакам, чаще — это скрытый диагноз с детства: отставание в развитии. Нередко этот диагноз должен звучать иначе: педагогическая запущенность. А бывает, таким термином раз и навсегда припечатывают особенную внутреннюю жизнь, большинству непонятную и смешную. Но значит ли это, что все эти люди примитивнее, глупее, бездарнее? Что они неправильные рядом с нами, правильными?
…На сцене актеры импровизируют фантастические танцы. А рядом, сменяясь подвое, прилежно режут овощи — картошку, лук, морковь, капусту. Заливают водой, добавляют специи… Одновременно рассказывают друг другу: «Я убиралась в бане, а потом собирала жимолость. И вдруг пошел на улице дождь. У нас выросли красные помидоры. Моя мама пошла готовить обед. Дядя Коля не приехал косить мокрую траву. На небе горит красная луна…» И целая история про живущего рядом… таракана! Односложно, просто, понятно. Но как много неожиданного в каждой обыденной фразе! Целая необыкновенная и глубокая жизнь, которую открывают себе и нам люди с особенностями развития. Вместе с профессиональными актерами они играют спектакль, созданный по текстам таких же «особенных» людей. И дают нам возможность заглянуть в их необычный и, оказывается, потрясающе интересный мир. Который, возможно, вовсе не так далек от нас, а это мы что-то утеряли и не умеем найти в себе…
Потому и назвали свой спектакль «Отдаленная близость» его создатели: режиссер берлинскоготеатра «Тиква» Герд Хартманн и руководительИнтегрированного театра-студии «Круг II» Андрей Афонин. Совместный проект состоялся с помощью немецкого культурного центра имени Гете и театра «Центр драматургии и режиссуры», на чьей сцене идет спектакль. Здесь профессионалы играют вместе с актерами с ограниченными возможностями. Но если в Германии подобные творческие коллективы и постановки — дело обычное, то у нас это первый спектакль, что вписался в репертуар профессионального театра.
«Мы хотели показать, — говорит Андрей Афонин, — что люди, которые находятся на периферии общества, вовсе не так от нас далеки. У них просто другое видение мира, и они могут показать нам новые грани бытия. Потому так важно выявить творческий потенциал каждого участника коллектива и оформить на сцене так, чтобы это стало интересно любому зрителю. Чтобы он мог услышать далекого, вроде бы непохожего на нас незнакомца. Чтобы через язык искусства этот голос издалека стал своим, близким».
В Интегрированном театре-студии «Круг II» 40 актеров с самыми разными заболеваниями. Но они занимаются вместе со здоровыми сверстниками и общаются на равных. Результат — интересные музыкально-пластические спектакли, вокальные номера и номера оригинального эстрадного жанра, ансамбль барабанов, уличные представления, перформансы-импровизации. И всегда с их спектаклей и концертов большинство зрителей уходят задумчивыми и потрясенными.
…Паше Журавихину 26 лет, десять он в студии. На занятиях, как и все, жонглирует, танцует, кувыркается. Играет главные роли, любимая — Нарцисс в спектакле «Нарцисс и Кристофер». Утверждает, что у него всегда хорошее настроение, и так и должно быть у работающего человека, иначе ничего не получится. А еще Паша любит рисовать и делать разные красивые вещи из дерева, мечтает о собственной машине.
А темноволосая веселая и общительная Женя Скокова мечтает, чтобы их студия стала профессиональным театром и их показывали бы по телевизору. Занятия здесь для Жени — саморазвитие, ей нравится приносить людям радость: «Мы отличаемся от других тем, что мы особенно старательные», — считает Евгения. Она любит гулять, слушать музыку, обожает животных, особенно собак и кошек. Александр Довгань тоже уже десять лет занимается в студии. Саше за тридцать, и раньше он работал на заводе светотехники, а теперь — один из ведущих артистов театра, ассистирует педагогам в творческих мастерских. С удовольствием осваивает движение, сценическую речь, вырезает по дереву, увлекается керамикой, игрой на аккордеоне. У Саши серьезная деформация позвоночника, потому он волнуется, как его примут зрители: «Поначалу вообще на сцену боялся выходить. Стеснялся, прятался за другими. И сейчас очень волнуюсь. Да не только я, многие у нас комплексовали. Но потом понял: в человеке главное не тело, а его творческая деятельность».
«Меня очень обрадовало, — подтверждает Афонин, — когда Саша сказал мне, что удивительный Савелий Крамаров, исправив косоглазие, потерял свою индивидуальность. Ведь это означало, что Саша наконец принял себя таким, как есть. Другое наше большое достижение Стас, он слабослышащий с сопутствующими проблемами. Это необыкновенно светлый человек с большой энергией и желанием общаться. Учеба в коррекционной школе не помогла. Наш педагог Елена Осинова специально занималась с ним речью, в том числе и жестовой, расширяя его понятийный ряд, и сейчас Стас прилично разговаривает и многое начал понимать в происходящем. Импровизирует на аккордеоне и учится петь. Его песни нравятся нашим зрителям, это настоящая музыка души».
У НАС ТЕАТР, А НЕ АРТ-ТЕРАПИЯ
Андрей Борисович, какие бы ни были «особенные» артисты, театр должен быть театром. Как вы этого добиваетесь?
Сразу ориентируюсь на художественный результат. Творчество изначально присуще человеку. Но чтобы оно стало искусством, необходимо испытывать в нем потребность и видеть эстетический результат. А еще нужен внимательный взгляд со стороны, чтобы понимать ценность и важность этого произведения для других людей. Театр — наиболее благодарный и уникальный вид творчества. Ведь его материал — сам человек. Именно здесь он востребован весь со своим телом, со всеми чувствами и мыслями. Потому именно здесь легче решать самые разные развивающие и реабилитационные задачи.
Но, в отличие от арт-терапии, моя цель — найти в творчестве человека с особенностями те универсальные коды и содержание, что имеют отношение не только к нему самому, но и к людям во вне. Инвалидность — социальное понятие, часто исключающее ценность человека для социума. Если в результате работы особого театра удается создать нечто значимое, интересное обществу, человек с инвалидностью может стать его полноценным членом.
Как молодой человек с аутизмом — автор и участник вашей уникальной постановки «Нарцисс и Кристофер»?
У взрослых ребят с аутизмом свои тяжелые душевные раны от непонимания и агрессии со стороны внешнего мира, неуверенности, связанной с обманом. Но работа с одним из наших авторов Алексеем Федотовым показывает, что взаимопонимание возможно. Мы решили, чтобы в «Нарциссе и Кристофере» Алексей сам произносил свои тексты, но сначала поддерживали его с помощью мини-хора, который проговаривал их вместе с ним. В течение долгих трех лет от спектакля к спектаклю хор переходил на жестовый язык, оставляя текст Леше. И он каждый раз по-разному его подавал и одновременно учился прислушиваться к партнерам, которых в силу своих особенностей ему было трудно учитывать. Но и партнеры открывали для себя внутренний мир человека с аутизмом! Результат — не только интересный спектакль. На примере Леши ребята со схожими проблемами увидели, что можно быть понятыми и успешными. Какие задачи вы ставите перед «особенными» актерами? На сцене нет инвалидов, и задачи для «особенного» актера должны быть достаточно сложными, чтобы он работал на максимуме его возможностей. Но при этом адекватными, чтобы он мог обойтись без посторонней помощи. Только когда актер полностью контролирует все, что он делает, мы можем говорить об искусстве. А значит, моя задача — сделать роль для каждого исполнителя с инвалидностью максимально интересной и одновременно трудной. Не помогать ему на сцене, но не бояться делегировать ему всю ответственность.
Ваша работа чем-то отличается от опыта немецких коллег?
Наши немецкие друзья вовсе не переносят слов «реабилитация», «терапия», «педагогика». Только «творчество», хотя фактически занимаются и коррекционной педагогикой, и социализацией. В нашей студии много разных театральных дисциплин. Но мы не выжимаем из актера все, что он может, как в обычном театре. Наша цель — чтобы человек развивался, и многое зависит от педагогической работы. Ведь часто проблемы не столько в диагнозе, сколько в социальном окружении. К сожалению, нашим инвалидам значительно труднее. В Европе взрослые люди с различными особенностями развития часто живут отдельно от родителей. Инвалид может работать и получать за работу деньги, пусть и символические. У нас же заведомо закладывается зависимость инвалида от его родителей. Но в нашей студии мы наглядно видим, как у людей с инвалидностью растут потребности в самостоятельности. Они перестают эксплуатировать свою инвалидность, хотят сами за себя быть ответственными. Жаль, это не всегда понимают их родители, и нам приходится это им объяснять.
Андрей Борисович, у вас три образования: филология, духовная семинария, режиссура. Почему вы выбрали такое трудное и необычное дело?
Думаю, не столько я его выбирал, сколько оно выбрало меня. Еще семинаристом оказался в обществе этих необычных людей и вот уже 25 лет с ними. И мне по-прежнему интересно с ними общаться, обретать и вкладывать.
И чего больше — вложений или обретений?
Трудно сказать. Но работа не односторонняя, это большая взаимная творческая и человеческая подпитка. Ребята невероятно искренние и жаждут общения. Это подкупает и дает импульс к открытию новых возможностей в них и в себе. Их необычное творчество становится все интереснее, и я сам с интересом ожидаю ответ на каждый мой очередной посыл. Они часто показывают то, чего мне не придумать, зато я могу это оценить, уточнить, усилить. И все мы в выигрыше — и в творческом, и просто в человеческом. Вместе учимся жить по-другому, осознавая истинную ценность человеческой жизни. Фактически я выступаю переводчиком с языка людей с особенностями на язык большинства, и это сильно углубляет и расширяет мое видение мира.
Но, может быть, этим «другим» людям хорошо в собственном мире. Зачем их оттуда вытаскивать? Мир у них действительно часто большой и богатый. И мы их оттуда не вытаскиваем. Всегда останавливаю профессионалов, участвующих в наших спектаклях, в их желании что-то поправить, научить. Добиваюсь равных, паритетных отношений. И профессионалам, оказывается, тоже есть чему поучиться: искреннему, открытому поведению, свежести находок и даже не забывать текст. Но главное — меняются многие представления о жизни.
«Эти «особенные» ребята очень живые, общительные, — подтверждает Светлана Евсеева, участница спектакля «Отдаленная близость», актриса Малого драматического театра на Большой Серпуховской. — В их игре нет штампов. А еще для актера важно интуитивное восприятие, и у них оно есть. Они всегда неожиданны, импровизируют и каждый раз проживают роль по-новому.
А как воспринимает зритель людей с инвалидностью на сцене?
Непросто. Особый театр задает другую, необычную эстетику. Чтобы увидеть в нем красивое, открыть новое, надо отказаться от штампов в восприятии. А наша задача — не пропустить необычное, уникальное. Только на этом можно воспитывать зрителя, который будет открыт неожиданному и новому. Ведь обычный театр — среда достаточно однородная, отобранная по профессиональным качествам. Мы же предлагаем встретиться с людьми из совершенно разных миров.
И мы не нивелируем эти различия, но пытаемся их понять и самим обогатиться непривычным видением.
В большинстве наши ребята изначально одарены. Но из-за неадаптированно-сти к жизни не все они могут освоить то, что им предлагают. Однако именно через театр они иногда уже обретают новые и разные возможности. Так наши артисты Саша Довгань и Серафима Власова пошли учиться в школу милосердия, чтобы служить больным людям. И Женя Скокова пробует работать в больничной регистратуре. Такие перемены — для всех нас настоящая награда.
Ведь каждое общество — единый организм, и любой разлад между органами вызывает болезненное состояние.
Но непохожих на большинство людей все прибывает, и они страдают, когда от них отгораживаются. Результат — исковерканные судьбы и растущая армия иждивенцев, инвалидов и тех, кто за ними ухаживает. Эти люди хотят работать, но на рынке труда они не выживут, им нужно подготовить специальные рабочие места. А государство вместо реальной поддержки раздает не слишком сытные пряники. В конечном итоге в обществе создается ситуация экономически нерентабельня и социально опасная.
Но зачем же все-таки на сцене суп? Зачем такой натурализм?
Это еще один урок ответственности и посыл семье: чаще всего дома людей с инвалидностью оберегают от работы, тем более с острыми предметами. Так что многие артисты еще и учатся готовить.
А заодно решаем целый комплекс творческих задач: совмещаем абстрактное, условное с простым, бытовым.
…А когда спектакль закончился, свежес-варенный суп предлагали попробовать всем желающим зрителям, и он оказался невероятно вкусным. Иначе и быть не могло: ведь его сварили удивительно добрые и талантливые люди с большой незамутненной душой. И с такой же большой любовью.